Если попросить меня назвать несколько любимых актеров, то в числе первых я обязательно упомяну Анатолия Равиковича. В широких массах его знают по роли чудаковатого интеллигента Хоботова из киноленты «Покровские ворота». Сам он, кстати, не слишком любит эту роль, хоть и принесшую ему поистине всесоюзную известность. Впрочем, я могу вспомнить и другую его работу в кино – совершенно потрясающего Тартарена из Тараскона в одноименном фильме.
На сцене же я наблюдал Анатолия Равиковича лишь дважды. К своему глубочайшему стыду, не могу вспомнить вторую постановку. Первая же – «Поза эмигранта» в театре им. Антона Чехова.
Она написана очень живым языком самоиронии и многое дает понять о театральной атмосфере 1950–70-х. Впрочем, ничуть не менее интересны главы, касающиеся непростого детства и юности Анатолия Равиковича. Очень любопытно описание трех лет жизни в Комсомольске-на-Амуре и гастролей по Дальнему Востоку.
Я могу смело рекомендовать книгу всем почитателям таланта этого мастера сцены. Заметил, правда, пару неточностей, однако они связаны скорее с географией, чем с профессиональной деятельностью актера. Сам же я проглотил «Негероического героя» буквально на одном дыхании, даже несмотря на острейшую нехватку свободного времени горячей декабрьской порой. Дай ему бог долгих лет!..
Расскажу об одной из самых нетипичных ролей, сыгранных Анатолием Равиковичем, его собственными устами.
Вот тут-то и вызывает меня к себе Владимиров (Игорь Петрович – главный режиссер театра).
– Толя, – спрашивает он меня, – вы не знаете, что происходит с Улик?
Я-то, прошедший и Комсомольск, и Сталинград, очень хорошо знал, что происходит с Улик, но промолчал.
– Она что, больна? Кем она себя возомнила? – Я молчу. – В общем, так. Надо ее лечить. Есть очень хороший, проверенный жизнью рецепт – назначить на роль второго исполнителя, чтобы она не чувствовала себя незаменимой и не держала нас за горло своими фокусами. Как вы считаете?
Весь этот разговор показался мне странным. Чего это вдруг Владимиров делится со мной, артистом, такими откровениями? У нас никогда не обсуждали распределение ролей и не спрашивали у артистов совета, как бороться со звездной болезнью. Мы были по одну сторону баррикад, режиссеры – по другую.
– Да, наверное, это правильно, – ответил я.
– Очень рад, что вы со мной согласны. – И Владимиров протянул мне увесистую стопку листов. – Назначаю вас на роль миссис Пайпер. – Он наклонился ко мне через стол и понизил голос: – Никому не говорите. Постарайтесь выучить роль побыстрее. Мы устроим ей сюрприз.
Два раза спектакль прошел без эксцессов, и оба раза я, инкогнито, смотрел спектакль, записывая мизансцены. Все случилось на третьем. В тот день на доске объявлений был вывешен приказ о квартальных премиях. Улик получила немного, так как она мало играла. Это было в 11 часов утра. А в два часа она позвонила заведующей труппой и сказала: «У меня болит горло, вечерний спектакль играть не буду. Отменяйте».
– Выздоравливайте, - сказала Валя Образцова, завтруппой, наученная Владимировым. – До встречи.
– Игорь Петрович, я только что от врача. Я умоляла его что-нибудь сделать, чтобы не отменять спектакль. И он где-то в посольстве через свои связи достал какое-то новое уникальное лекарство от несмыкания связок. Буквально десять минут назад он сделал мне впрыскивание, и, вы слышите? Я могу говорить. Иду переодеваться.
Владимиров смотрел на нее с доброй, сочувствующей улыбкой.
– Нет, нет, Вера Иосифовна, – мягко проговорил он, – сегодня мы уж как-нибудь выкрутимся. Вам рисковать никак нельзя, надо вылечиться, как следует. Не волнуйтесь, у нас теперь есть второй исполнитель. Толя Равикович. Он прекрасно репетирует, так что торопиться вам никуда не надо.
И, ласково кивнув ей головой, что означало конец разговора, он вернулся к делам на сцене. Вера заплакала и ушла. А я сыграл еще два или три спектакля, а потом попросил Владимирова меня «демобилизовать». Вера стала играть одна и уже без фокусов. Как говорил Заратустра: «Ничто так не укрепляет творческую дисциплину, как наличие второго состава».
Journal information