Пересказывать весь ход Гражданской войны на Дальнем Востоке я, конечно, не буду, так как своей целью ставил экскурсию по музею.
Надо заметить, что более интересно интерьер типичной избы жителей Дальнего Востока воспроизведен в Краеведческом музее им. Гродекова, там сохранили больше бытовых деталей, хотя, конечно, тоже создали обобщенный образ.
В 1918 году он окончательно перешел от эсеров к большевикам и стал командующим Забайкальским (Даурским) фронтом. Осенью того же года после падения власти коммунистов в Сибири и на Дальнем Востоке Сергей Лазо ушел в подполье и занялся организацией партизанского движения, направленного против правительства адмирала А.В. Колчака. В январе 1920 года в ходе переворота во Владивостоке Лазо вновь оказался на вершине власти, став членом Военного совета Приморья и Дальневосточного бюро ЦК РКП(б). Но уже в апреле после так называемого Николаевского инцидента, о котором я расскажу чуть ниже, он был арестован японцами и вместе с соратниками А. Луцким и В. Сибирцевым передан в руки казаков. По официальной советской версии, всех троих после пыток заживо сожгли в паровозной топке на станции Муравьева-Амурского, ныне носящей им. Лазо.
В 1970-х годах для памятника в Уссурийске «нашелся» паровоз, в котором якобы сожгли Лазо и его товарищей – американский локомотив Ел-629. В музее же установлен его макет.
Японцы, конечно, ангелами не были. Участие в Гражданской войне их пропаганда представляла как естественное продолжение Великой войны (Первой Мировой), ведь большевики подписали в Бресте сепаратный мир с Центральными державами, что с точки зрения государств-участников Антанты (к которым примкнула и Япония, чтобы захватить немногочисленные германские колонии в Азии) выглядело враждебным актом. Я уже как-то показывал их пропагандистские плакаты начала 1920-х годов, где в чрезвычайно вольной, я бы даже сказал, что совершенно фантастической форме демонстрировалась ведомая Японией (а на заднем плане и союзниками) некая мифическая Сибирская война с немцами и австро-венграми. Свое присутствие в глазах международной общественности они также оправдывали защитой живущих на Дальнем Востоке подданных микадо.
Японские интервенты, с 1918 года разместившие свои гарнизоны во многих городах Дальнего Востока, хоть и поддерживали правительство Колчака, некоторое время в ход борьбы партизан с белой администрацией не вмешивались. Толчок последовавшей активной фазе дал анархист Яков Тряпицин, в феврале 1920 со своим отрядом занявший Николаевск-на-Амуре. Занял без боя: условия перемирия предусматривали совместное нахождение в городе как немногочисленного белого гарнизона (около 300 человек), так и поддерживающих большевиков партизан Тряпицина (порядка 4 тыс. бойцов). Однако вскоре анархисты стали, пытаясь не привлекать лишнего внимания, захватывать и расстреливать отдельных белогвардейцев и сочувствующих им горожан. Последние запросили помощи у японского гарнизона (его численность составляла около 350 штыков). Командующий им майор Исикава решил внезапно напасть на партизан. Однако в затяжных боях японцы проиграли. После победы Тряпицын развязал в Николаевске-на-Амуре настоящую кровавую баню: были казнены все пленные, все гражданское японское население, все заподозренные в связях с белым движением, вообще сколько-нибудь имущие горожане, «конфискацию» любой приглянувшийся собственности даже упоминать не стоит как саму собой разумеющуюся.
4–5 апреля японские интервенты начали скоординированную операцию против партизан как в Приамурье, так и в Приморье и вскоре добились успеха. Под шумок они начали захватывать новые территории, в частности северную часть Сахалина, освобожденную ими только в 1925 году.
Поняв, что Николаевск не удержать, Тряпицын объявил эвакуацию всего населения в тайгу. Город был им полностью разрушен, а не пожелавшие уйти в лес – расстреляны. Правда, довольно скоро областной исполком судил недавнего триумфатора и приговорил его к высшей мере. Тем не менее официальная советская пропаганда поспешила приписать разрушение Николаевска-на-Амуре к деяниям японских интервентов.
Между тем карательные действия японцев в отношении партизан и подозреваемых в сочувствии к ним не слишком нуждались в каких-то дополнительных штрихах. Воины микадо вели себя едва ли много корректнее банды Тряпицина.
Вообще гражданские войны обычно отличаются большим ожесточением, чем борьба с внешним врагом. Сохранившиеся многочисленные свидетельства очевидцев и документы говорят о том, что зверства совершали все воюющие стороны; ни белые, ни красные тут ангелоподобными исключениями не были.
На карте, к слову, показаны территории, входящие в состав ДВР де-факто, де-юре территория республики была больше, включая в себя также Камчатку и северную часть Сахалина.
А вообще печально, что музей отражает события трагической для страны страницы истории столь однобоко.
Третья часть альбома посвящена межвоенному периоду, оказавшемуся для Дальнего Востока отнюдь не мирным.
Journal information