Помню, во второй половине 80-х взрослый авиабилет из Хабаровска в Москву стоил около 120 рублей, а все рейсы выполнялись в аэропорт «Домодедово», тогда еще уныло-серо-бетонный (по крайней мере он был таким в первой половине 90-х). Впрочем, воздушные ворота Хабаровска в те годы комфортом совсем не впечатляли.
В начале же 80-х я часто бывал в тогда еще Хабаровском институте инженеров железнодорожного транспорта, правда, на правах не студента, а внука. :) Помню, как антикварного вида гигантские лабораторные шкафы казались мне вместилищем всех мыслимых сокровищ, а разнообразные установки воспринимались игрушками. Собственно, нередко я ими и играл, параллельно, сам того не понимая, скажем, измеряя вязкость жидкости по методу Стокса. И еще меня иногда поражало, как на экзамене студенты первого–второго курсов, казавшиеся мне взрослыми дядями и тетями, не могут ответить на простые вопросы.
На заднем плане можно видеть молодого человека за темным экраном так называемого автоматического экзаменатора. Принцип его работы прост: в устройство загружали специальную карту, и тестируемый должен был выбирать варианты ответов при помощи клавиш. На практике такое новаторство себя совершенно не оправдало, равно как и телелекции – специальные учебные фильмы, показываемые студентам с экранов подвешенных под потолком лекционных аудиторий телевизоров. Оказалось, что живого преподавателя с успехом заменить крайне трудно.
Впрочем, мороженое в стаканчиках бывало нескольких видов: молочное по 10 копеек (мне оно нравилось, хотя многие его ругали), сливочное по 13 и 15 копеек, пломбир за 18 и 20. Позднее появился пломбир «Морозко», который стоил, кажется, 24 копейки. Но я почему-то больше всего любил стаканчики за 13 и 18 копеек…
А когда уже в начале 90-х я впервые попал в Ташкент, то поразился обилию самых разных сортов мороженого и напитков на улице. Конечно, в крупных городах Союза до этого мне бывать не приходилось, так как узбекская столица наверняка значительно уступала в этом смысле Москве даже эпохи дефицита.
А еще этот дядька на фотографии мне всегда напоминал соседа бабушки с дедушкой, у которых я всегда проводил очень много времени. В прошлом году этот их сосед умер…
К слову, в названной книге очень много откровенно постановочных кадров, причем внимательный взгляд легко заметит героинь, кочующих из одной фотографии в другую. Однако фокус сей кажется совершенно невинным по сравнению с приемами, использованными при съемках для северокорейской книги о Пхеньяне того же периода, которую я уже давным-давно порываюсь показать.
Journal information